...Однако были случаи куда более тяжёлые, как с солдатом этим многострадальным — Сычевым. (рядовой Сычев лишился ног в результате пыток и издевательств со стороны сослуживцев — прим.ред.). Ситуация была критическая, когда я фактически попрощался со всем – не только с должностью, но и с другими атрибутами этой жизни. Тогда столкнулись какие-то интересы Сергея Борисовича Иванова (министр обороны в 2001-2007 гг. — прим.ред.) и Генерального прокурора Владимира Васильевича Устинова. Им этот солдатик, сами понимаете, даром не нужен был – свои проблемы решали. Но поскольку я был в ведомстве Иванова, всем казалось, что я должен безоговорочно отстаивать интересы ведомства.
— И в чем заключались эти интересы?
В том, чтобы отстоять ведомственную позицию, что у Сычева была болезнь, что он не жертва физического насилия. Что внешнее насилие, может, и было, но будь он здоров — ничего такого бы не было.
— А на самом деле?
Мы провели глубокие исследование, больше 6 экспертиз было, привлекали самых знаменитых академиков России, против которых никто ничего не мог сказать. Они сказали аргументированно подтвердили: да, у Сычева была предрасположенность к тромбофилии, но это тоже самое, как сказать что у любого живого человека есть предрасположенность к смерти.
— Как проходило это давление? Кто вам звонил в случае с Сычевым?
Кто звонил - я уже не помню, но было сказано, куда явиться. Я явился, и долго беседовал в кабинете своего непосредственного начальника тогдашнего начальника ГВМУ (Главного Военно-Медицинского Управления — прим.ред). Если можно, фамилию называть не буду, но по годам вы при желании легко найдете (нашли: генерал-полковник медицинской службы Игорь Быков — прим.ред.). И если меня как клопа ногтем давили к столу, я представляю, что вытворяли с ним – за то, что он никак не может совладать со своим «зарвавшимся подчиненным».
— И он вам сказал…
Он мне ничего не сказал, но там сидел какой-то человек, – как мне потом сказали, из близкого круга тогдашнего министра обороны. И этот человек начал меня запугивать, что поскольку я хожу в погонах, то интересы ведомства должны быть мне близки, что я должен понимать, что нахождение на таких должностях – это ситуация политическая. Я смотрю: человек молодой, ему по-моему еще сорока не было, но он уже был генерал. Тогда я, как говорится, «включил дурака» и сказал, что полностью с ним согласен, но не понимаю, зачем он мне все это говорит. Он начал излагать конкретнее: дескать, лучшие умы военной медицины считают, что там заболевание, и негоже мне противопоставлять себя известным во всем мире клиницистам, «надувать щеки» и зарабатывать себе дешевую популярность среди работников военной прокуратуры. На это я ему ответил, что очень хорошо понимаю его непростое положение, но у меня есть определенные знания, определенные принципы, и если я поступаюсь этими принципами – мне надо одновременно класть на стол рапорт об увольнении. Но поскольку я еще хочу заниматься своей профессией — позвольте я останусь при своем мнении. В общем, вся эта «бодяга» кончилась ничем – все равно мы подписали заключение, которое, мягко говоря, «не стлало соломку» минобороны в данной ситуации...
http://publicpost.ru/theme/id/1933/rossiyskaya_sudebnaya_medicina_ne_bolna_ona_agoniziruet/
